Образ декадентско-инопланетной рок-звезды, лежащий в основе пятого альбома Дэвида Боуи, был поистине революционным. Но настоящей диверсией стала музыка, сочетавшая непристойность с гламуром («Moonage Daydream», «Suffragette City»), театральность с интимностью («Five Years»), первобытный панк («Hang on to Yourself») c бурлеском для неподготовленного зрителя («Rock ’n’ Roll Suicide»). Боуи говорит о себе в третьем лице, но в нем столько высокомерия, что его убивают собственные фанаты («Ziggy Stardust»). Он отчаянно верит (и заблуждается), что рок-н-ролл может спасти мир, и так же отчаянно пытается отдать за это жизнь («Star») — выходка, которая приводит к катастрофе и одновременно приносит освобождение. Этот альбом расшатал идею гендерной бинарности, сексуальности, уместного поведения на сцене и идентичности. Кроме того, он расширил лексикон рок-мейнстрима, привнеся культуру андеграунда. Навешивая ярлык сумасбродности или вторичности, легко выплеснуть с водой ребенка: подобно Энди Уорхолу, Боуи относился к творчеству как к синтезу собственных интересов. В лонгплее, несмотря на всю его тогдашнюю радикальность, можно рассмотреть отсылку к хорошо известному ныне явлению: арт-кураторству как творческой деятельности.